Священноисповедник Сергий (Сребрянский), архимандрит

Ис­по­вед­ник Сер­гий ро­дил­ся 1 ав­гу­ста 1870 го­да в се­ле Трех­свят­ском Во­ро­неж­ско­го уез­да Во­ро­неж­ской гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка Ва­си­лия Среб­рян­ско­го и в кре­ще­нии был на­ре­чен Мит­ро­фа­ном. Через год по­сле рож­де­ния сы­на от­ца Ва­си­лия пе­ре­ве­ли в се­ло Ма­ка­рий в трех ки­ло­мет­рах от Трех­свят­ско­го. Как и боль­шин­ство де­тей свя­щен­ни­ков, Мит­ро­фан Ва­си­лье­вич по­лу­чил ду­хов­ное об­ра­зо­ва­ние – в 1892 го­ду он окон­чил Во­ро­неж­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию, од­на­ко свя­щен­ни­ком стал не сра­зу.
Часть об­ра­зо­ван­но­го об­ще­ства то­го вре­ме­ни, не ис­клю­чая де­тей ду­хо­вен­ства, бы­ла на­стро­е­на весь­ма кри­тич­но по от­но­ше­нию к Пра­во­слав­ной Церк­ви, и тот, кто все же го­рел же­ла­ни­ем по­слу­жить на­ро­ду, для ко­го небез­раз­лич­ны бы­ли ин­те­ре­сы нрав­ствен­ные, ста­но­вил­ся об­ще­ствен­ным де­я­те­лем или на­хо­дил се­бе при­ме­не­ние в прак­ти­че­ской де­я­тель­но­сти.

Под вли­я­ни­ем на­род­ни­че­ских идей Мит­ро­фан Ва­си­лье­вич по­сту­пил в Вар­шав­ский ве­те­ри­нар­ный ин­сти­тут. Ока­зав­шись здесь сре­ди рав­но­душ­ных к во­про­сам ве­ры сту­ден­тов, во враж­деб­ной пра­во­сла­вию ка­то­ли­че­ской Поль­ше, он на­чал усерд­но по­се­щать пра­во­слав­ный храм. В Вар­ша­ве он по­зна­ко­мил­ся со сво­ей бу­ду­щей же­ной, Оль­гой Вла­ди­ми­ров­ной Ис­по­ла­тов­ской, до­че­рью свя­щен­ни­ка, слу­жив­ше­го в По­кров­ском хра­ме в се­ле Вла­дыч­ня Твер­ской гу­бер­нии; она окон­чи­ла курс твер­ской гим­на­зии, со­би­ра­лась ра­бо­тать учи­тель­ни­цей и при­е­ха­ла в Вар­ша­ву на­ве­стить род­ствен­ни­ков. 29 ян­ва­ря 1893 го­да они об­вен­ча­лись.
Жи­вя в Вар­ша­ве, Мит­ро­фан Ва­си­лье­вич стал со­мне­вать­ся в пра­виль­но­сти вы­бо­ра сво­е­го пу­ти. В ду­ше бы­ло пла­мен­ное же­ла­ние слу­жить на­ро­ду, – но до­ста­точ­но ли бы­ло огра­ни­чить­ся внеш­ним слу­же­ни­ем, стать спе­ци­а­ли­стом в нуж­ном для кре­стьян де­ле ве­де­ния хо­зяй­ства? Ду­ша мо­ло­до­го че­ло­ве­ка, со­хра­нив­ше­го от дет­ства ре­ли­ги­оз­ные впе­чат­ле­ния и по­лу­чив­ше­го пра­во­слав­ное об­ра­зо­ва­ние, ощу­ща­ла непол­но­ту та­ко­го ро­да слу­же­ния, и он ре­шил всту­пить на по­при­ще слу­же­ния свя­щен­ни­че­ско­го.
2 мар­та 1893 го­да епи­скоп Во­ро­неж­ский Ана­ста­сий (До­бра­дин) ру­ко­по­ло­жил Мит­ро­фа­на Ва­си­лье­ви­ча во диа­ко­на к Сте­фа­нов­ской церк­ви сло­бо­ды Ли­зи­нов­ки Остро­гож­ско­го уез­да, но диа­ко­ном отец Мит­ро­фан про­был недол­го – 1 мар­та 1894 го­да он был на­зна­чен свя­щен­ни­ком 47-го дра­гун­ско­го Та­тар­ско­го пол­ка и 20 мар­та ру­ко­по­ло­жен во свя­щен­ни­ка.
15 ян­ва­ря 1896 го­да отец Мит­ро­фан был на­зна­чен вто­рым свя­щен­ни­ком Двин­ско­го во­ен­но-кре­пост­но­го со­бо­ра и 1 сен­тяб­ря то­го же го­да всту­пил в долж­ность за­ко­но­учи­те­ля Двин­ской на­чаль­ной шко­лы. 1 сен­тяб­ря 1897 го­да отец Мит­ро­фан был пе­ре­ме­щен в го­род Орел и на­зна­чен на­сто­я­те­лем По­кров­ско­го хра­ма 51-го дра­гун­ско­го Чер­ни­гов­ско­го пол­ка, ше­фом ко­то­ро­го бы­ла ве­ли­кая кня­ги­ня Ели­за­ве­та Фе­до­ров­на.

С это­го вре­ме­ни на­чал­ся от­но­си­тель­но про­дол­жи­тель­ный пе­ри­од жиз­ни от­ца Мит­ро­фа­на в Ор­ле. Здесь он все­го се­бя от­дал на слу­же­ние Бо­гу и пастве. Он стал уте­ши­те­лем мно­гих, пре­крас­ным и се­рьез­ным про­по­вед­ни­ком, сло­во ко­то­ро­го впи­ты­ва­лось слу­ша­те­ля­ми, как впи­ты­ва­ет­ся дождь в жаж­ду­щую вла­ги поч­ву. Паства по­тя­ну­лась к ис­крен­не­му и рев­ност­но­му пас­ты­рю, об­ра­зо­вал­ся креп­кий при­ход, и это поз­во­ли­ло от­цу Мит­ро­фа­ну при­нять­ся за труд­ное де­ло по­строй­ки хра­ма, ко­то­рое он за­вер­шил с успе­хом. Он со­здал при при­хо­де биб­лио­те­ку и шко­лу. Все по­лу­ча­е­мые от бла­го­тво­ри­те­лей сред­ства отец Мит­ро­фан жерт­во­вал на храм, шко­лу и биб­лио­те­ку. В 1900 го­ду он был на­граж­ден зо­ло­тым на­перс­ным кре­стом с укра­ше­ни­я­ми.
Ле­том 1903 го­да в Са­ро­ве со­сто­я­лось тор­же­ствен­ное про­слав­ле­ние пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма. На этих тор­же­ствах был и отец Мит­ро­фан. Здесь он был пред­став­лен ве­ли­кой кня­гине Ели­за­ве­те Фе­до­ровне и про­из­вел на нее са­мое бла­го­при­ят­ное впе­чат­ле­ние – ис­крен­ней ве­рой, сми­ре­ни­ем, про­сто­той и от­сут­стви­ем ка­ко­го-ли­бо лу­кав­ства.
В 1904 го­ду на­ча­лась рус­ско-япон­ская вой­на. 11 июня 51-й дра­гун­ский Чер­ни­гов­ский полк вы­сту­пил в по­ход на Даль­ний Во­сток. Вме­сте с пол­ком от­пра­вил­ся и отец Мит­ро­фан. За семь лет слу­же­ния пол­ко­вым свя­щен­ни­ком в Ор­ле он на­столь­ко сжил­ся со сво­ей во­ин­ской паст­вой, что она ста­ла для него как од­на боль­шая се­мья, с ко­то­рой он раз­де­лил все тя­го­ты по­ход­ной жиз­ни. Вез­де, где пред­став­ля­лась воз­мож­ность, он со сво­и­ми по­мощ­ни­ка­ми ста­вил по­ход­ную цер­ковь и слу­жил. Вме­сте с пол­ком участ­во­вал в сра­же­ни­ях.
В слу­жеб­ном фор­му­ля­ре от­ца Мит­ро­фа­на крат­ко за­пи­са­но: «Был в сра­же­ни­ях: Ляо­ян­ском... Шан­хай­ском... в на­бе­гах на Ин­коу... Мук­ден­ских... у де­рев­ни Сан­вайц­зы... Во всех озна­чен­ных сра­же­ни­ях под ог­нем непри­я­те­ля со­вер­шал бо­го­слу­же­ния, на­пут­ство­вал ра­не­ных и по­гре­бал уби­тых».
Во вре­мя слу­же­ния в дей­ству­ю­щей ар­мии отец Мит­ро­фан вел по­дроб­ный днев­ник, ко­то­рый пе­ча­тал­ся в жур­на­ле «Вест­ник во­ен­но­го ду­хо­вен­ства», а за­тем вы­шел от­дель­ной кни­гой (Днев­ник свя­щен­ни­ка 51-го дра­гун­ско­го Чер­ни­гов­ско­го Ее Им­пе­ра­тор­ско­го Вы­со­че­ства Ве­ли­кой Кня­ги­ни Ели­са­ве­ты Фе­о­до­ров­ны пол­ка Мит­ро­фа­на Ва­си­лье­ви­ча Среб­рян­ско­го, с мо­мен­та от­прав­ле­ния его в Мань­чжу­рию 11 июня 1904 го­да по день воз­вра­ще­ния в г. Орел 2 июня 1906 го­да. СПб., 1906). Здесь, в усло­ви­ях по­ход­ных труд­но­стей, тя­же­лых бо­ев, где сол­да­ты и офи­це­ры рис­ко­ва­ли жиз­нью, отец Мит­ро­фан уви­дел, на­сколь­ко рус­ский че­ло­век лю­бит Ро­ди­ну, с ка­ким сми­ре­ни­ем от­да­ет за нее свою жизнь, уви­дел и то, сколь лжи­во и раз­ру­ши­тель­но по по­след­стви­ям опи­сы­ва­ют сто­лич­ные га­зе­ты про­ис­хо­дя­щее на фрон­те, как буд­то это пи­шут жур­на­ли­сты не рус­ской прес­сы, а непри­я­тель­ской. Здесь он уви­дел, на­сколь­ко глу­бо­ко раз­де­лил­ся по ве­ре рус­ский на­род, ко­гда пра­во­слав­ные и неве­ру­ю­щие ста­ли жить бок о бок как два раз­ных на­ро­да.

15 мар­та 1905 го­да отец Мит­ро­фан, как опыт­ный пас­тырь и ду­хов­ник, был на­зна­чен бла­го­чин­ным 61-й пе­хот­ной ди­ви­зии и в этой долж­но­сти про­слу­жил до окон­ча­ния вой­ны. 2 июня 1906 го­да он вме­сте с пол­ком вер­нул­ся в Орел. За вы­да­ю­щи­е­ся пас­тыр­ские тру­ды, по­не­сен­ные во вре­мя вой­ны, отец Мит­ро­фан 12 ок­тяб­ря 1906 го­да был воз­ве­ден в сан про­то­и­е­рея и на­граж­ден на­перс­ным кре­стом на Ге­ор­ги­ев­ской лен­те.
В 1908 го­ду ве­ли­кая кня­ги­ня Ели­за­ве­та Фе­до­ров­на уси­лен­но тру­ди­лась над про­ек­том по со­зда­нию Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли. Пред­ло­же­ния по на­пи­са­нию уста­ва оби­те­ли бы­ли по­да­ны от несколь­ких лиц. По­дал свой про­ект и отец Мит­ро­фан; и его про­ект на­столь­ко при­шел­ся по ду­ше ве­ли­кой кня­гине, что имен­но его она по­ло­жи­ла в ос­но­ву устрой­ства оби­те­ли. Для его осу­ществ­ле­ния она при­гла­си­ла про­то­и­е­рея Мит­ро­фа­на на ме­сто ду­хов­ни­ка и на­сто­я­те­ля хра­ма.
Отец Мит­ро­фан при­вык к слу­же­нию в Ор­ле, где у него сло­жи­лись пре­крас­ные от­но­ше­ния с паст­вой, ко­то­рой он от­да­вал все свое вре­мя и си­лы, и ни он не хо­тел с ней рас­стать­ся, ни она с ним. «Бы­ва­ло, кон­чишь да­вать крест по­сле обед­ни, а на­род все идет и идет. С од­ним по­бе­се­ду­ешь, дру­гой про­сит со­ве­та, тре­тий спе­шит по­де­лить­ся сво­им го­рем – и так тя­нут­ся ча­сы... ма­туш­ка ждет ме­ня обе­дать, да толь­ко я рань­ше пя­ти ча­сов ве­че­ра ни­как из церк­ви не вы­бе­русь», – вспо­ми­нал отец Мит­ро­фан.
Не смея от­ка­зать­ся от пред­ло­же­ния Ели­за­ве­ты Фе­до­ров­ны, отец Мит­ро­фан обе­щал по­ду­мать и дать свой от­вет поз­же. На пу­ти из Моск­вы в Орел он вспом­нил род­ную, го­ря­чо его лю­бя­щую паст­ву и пред­ста­вил, как обо­юд­но тя­же­ло бу­дет рас­ста­ва­ние. От этих дум и вос­по­ми­на­ний его ду­ша при­шла в смя­те­ние, и он ре­шил от­ка­зать­ся от пред­ло­же­ния ве­ли­кой кня­ги­ни. В тот мо­мент, ко­гда он это по­ду­мал, он по­чув­ство­вал, что у него от­ни­ма­ет­ся пра­вая ру­ка. Он по­пы­тал­ся под­нять ру­ку, но без­успеш­но: ни паль­ца­ми по­ше­ве­лить, ни со­гнуть ру­ку в лок­те он не смог. Отец Мит­ро­фан по­нял, что это, ви­ди­мо, Гос­подь его на­ка­зы­ва­ет за со­про­тив­ле­ние Его свя­той во­ле, и тут же стал умо­лять Гос­по­да про­стить его и по­обе­щал, ес­ли ис­це­лит­ся, пе­ре­ехать в Моск­ву. По­не­мно­гу ру­ка об­ре­ла чув­стви­тель­ность, и через два ча­са все про­шло.
Он при­е­хал до­мой со­вер­шен­но здо­ро­вым и вы­нуж­ден был объ­явить при­хо­жа­нам, что по­ки­да­ет их и пе­ре­ез­жа­ет в Моск­ву. Мно­гие, услы­шав это из­ве­стие, ста­ли пла­кать и умо­лять от­ца Мит­ро­фа­на не по­ки­дать их. Ви­дя пе­ре­жи­ва­ние паст­вы, доб­рый пас­тырь не смог ей от­ка­зать, и хо­тя его на­сто­я­тель­но зва­ли в Моск­ву, он стал от­кла­ды­вать с отъ­ез­дом. Он да­же ре­шил про се­бя от­ка­зать­ся и остать­ся в Ор­ле, тем бо­лее что во­об­ще опа­сал­ся, что не спра­вит­ся с но­вы­ми слож­ны­ми обя­зан­но­стя­ми в оби­те­ли, где от него по­тре­бу­ет­ся ду­хов­ный опыт, ко­то­ро­го у него, как у свя­щен­ни­ка се­мей­но­го, мо­жет не быть. Вско­ре по­сле это­го он за­ме­тил, что у него без вся­кой ви­ди­мой при­чи­ны на­ча­ла рас­пу­хать пра­вая ру­ка, и это со вре­ме­нем ста­ло при­но­сить ему за­труд­не­ния на служ­бе. Он об­ра­тил­ся за по­мо­щью к од­но­му из сво­их род­ствен­ни­ков, док­то­ру Ни­ко­лаю Яко­вле­ви­чу Пяс­ков­ско­му. Врач, осмот­рев ру­ку, ска­зал, что ни­ка­ких при­чин бо­лез­ни нет и он не мо­жет дать в этом слу­чае ка­ко­го бы то ни бы­ло ме­ди­цин­ско­го объ­яс­не­ния и, сле­до­ва­тель­но, по­мочь.
В это вре­мя из Моск­вы в Орел при­вез­ли чу­до­твор­ную Ивер­скую ико­ну Бо­жи­ей Ма­те­ри. Отец Мит­ро­фан по­шел по­мо­лить­ся и, стоя пе­ред об­ра­зом, по­обе­щал, что все же при­мет бес­по­во­рот­но пред­ло­же­ние ве­ли­кой кня­ги­ни и пе­ре­едет в Моск­ву. С бла­го­го­ве­ни­ем и стра­хом он при­ло­жил­ся к иконе и вско­ре по­чув­ство­вал, что ру­ке ста­ло луч­ше. Он по­нял, что на пе­ре­езд его в Моск­ву и по­се­ле­ние в Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли есть бла­го­сло­ве­ние Бо­жие и с этим нуж­но сми­рить­ся.
Же­лая по­лу­чить на пе­ре­езд бла­го­сло­ве­ние и от стар­цев, он на­пра­вил­ся в Зо­си­мо­ву пу­стынь, где встре­тил­ся с иерос­хи­мо­на­хом Алек­си­ем (Со­ло­вье­вым) и дру­ги­ми стар­ца­ми и по­ве­дал им о сво­их со­мне­ни­ях и ко­ле­ба­ни­ях: не бу­дет ли де­ло, ко­то­рое он на се­бя бе­рет, свы­ше сил. Но они бла­го­сло­ви­ли его сме­ло брать­ся за де­ло.
Отец Мит­ро­фан по­дал про­ше­ние о пе­ре­во­де в оби­тель, и 17 сен­тяб­ря 1908 го­да мит­ро­по­лит Мос­ков­ский Вла­ди­мир (Бо­го­яв­лен­ский) на­зна­чил его на­сто­я­те­лем По­кров­ской и Мар­фо-Ма­ри­ин­ской церк­вей на Боль­шой Ор­дын­ке, по­сколь­ку са­ма Мар­фо-Ма­ри­ин­ская оби­тель на­ча­ла свою де­я­тель­ность толь­ко с 10 фев­ра­ля 1909 го­да, ко­гда ве­ли­кая кня­ги­ня Ели­за­ве­та Фе­до­ров­на пе­ре­еха­ла в дом, пред­на­зна­чав­ший­ся под оби­тель­ский.

Са­ма Ели­за­ве­та Фе­до­ров­на в пе­ре­ез­де от­ца Мит­ро­фа­на в толь­ко еще устро­я­е­мую оби­тель ви­де­ла знак осо­бо­го бла­го­во­ле­ния Бо­жия к сво­е­му на­чи­на­нию. «Гос­подь бла­го­сло­вил это на­ше де­ло через свя­щен­ни­ка, – пи­са­ла она го­су­да­рю, – к ко­то­ро­му в Орел из­да­ле­ка лю­ди при­ез­жа­ли за уте­ше­ни­ем и под­держ­кой, – и вот оно ма­ло-по­ма­лу на­чи­на­ет­ся».
Отец Мит­ро­фан, по­се­лив­шись в оби­те­ли, сра­зу же при­нял­ся за но­вое де­ло, от­дав­шись ему всей ду­шой, – как это бы­ло в Ор­ле, ко­гда он за­ни­мал­ся по­строй­кой церк­ви, устро­е­ни­ем шко­лы и биб­лио­те­ки, как бы­ло и во вре­мя вой­ны, ко­гда он стал от­цом ду­хов­ных де­тей, ко­то­рые каж­до­днев­но под­вер­га­лись смер­тель­ной опас­но­сти. Он ча­сто слу­жил и, не жа­лея сил, на­став­лял тех, еще немно­го­чис­лен­ных се­стер, ко­то­рые при­шли жить в оби­тель.
«Те несколь­ко се­стер, – пи­са­ла Ели­за­ве­та Фе­до­ров­на, – что жи­вут со мной, хо­ро­шие де­вуш­ки, очень ре­ли­ги­оз­ные, – но ведь и все на­ше слу­же­ние ос­но­ва­но на ре­ли­гии и жи­вет ею. Ба­тюш­ка их на­став­ля­ет, три ра­за в неде­лю у нас бы­ва­ют за­ме­ча­тель­ные лек­ции, на ко­то­рые при­хо­дят и го­сти. По­том еще на утрен­нем пра­ви­ле ба­тюш­ка чи­та­ет из Но­во­го За­ве­та и го­во­рит крат­кую про­по­ведь... Чай пьем все вме­сте, и свя­щен­ник с ма­туш­кой то­же, за­кан­чи­ва­ет­ся он бе­се­дой о ре­ли­гии...
Ба­тюш­ки­ны лек­ции очень ин­те­рес­ные, про­сто ис­клю­чи­тель­но, так как он не толь­ко глу­бо­ко ве­ру­ю­щий, но еще без­гра­нич­но на­чи­тан­ный че­ло­век. Он на­чи­на­ет из Биб­лии, за­кан­чи­ва­ет цер­ков­ной ис­то­ри­ей и все вре­мя по­ка­зы­ва­ет, как и что сест­ры смо­гут го­во­рить и чем по­мочь тем, кто ис­пы­ты­ва­ет ду­шев­ные стра­да­ния... Здесь мно­гие при­ез­жа­ют из­да­ле­ка в на­шу ма­лень­кую цер­ковь и об­ре­та­ют си­лы в его пре­крас­ных про­стых про­по­ве­дях и в ис­по­ве­ди. Это ши­ро­кий че­ло­век, в ко­то­ром нет ни­че­го от огра­ни­чен­но­го фа­на­ти­ка, це­ли­ком ос­но­вы­ва­ю­щий­ся на без­гра­нич­ной люб­ви о Гос­по­де и все­про­ще­нии, – ис­тин­но пра­во­слав­ный свя­щен­ник, стро­го при­дер­жи­ва­ю­щий­ся на­шей Церк­ви, для на­ше­го де­ла – бла­го­сло­ве­ние Бо­жие, так как он за­ло­жил ос­но­ва­ние, ка­кое и долж­но быть. Сколь­ких он вер­нул к ве­ре, на­ста­вил на путь ис­тин­ный, сколь­ко лю­дей бла­го­да­рят ме­ня за ве­ли­кое бла­го иметь воз­мож­ность по­се­щать его».
На­сто­я­тель­ни­ца оби­те­ли вполне по­ня­ла и оце­ни­ла свя­щен­ни­ка, ко­то­ро­го им по­слал Гос­подь. Она пи­са­ла о нем го­су­да­рю: «Он ис­по­ве­ду­ет ме­ня, окорм­ля­ет ме­ня в церк­ви, ока­зы­ва­ет мне огром­ную по­мощь и по­да­ет при­мер сво­ей чи­стой, про­стой жиз­нью, та­кой скром­ной и вы­со­кой по ее без­гра­нич­ной люб­ви к Бо­гу и Пра­во­слав­ной Церк­ви. По­го­во­рив с ним лишь несколь­ко ми­нут, ви­дишь, что он скром­ный, чи­стый и че­ло­век Бо­жий, Бо­жий слу­га в на­шей церк­ви».
Отец Мит­ро­фан вполне раз­де­лял хри­сти­ан­ские на­стро­е­ния ве­ли­кой кня­ги­ни, стре­мив­шей­ся спа­сти свою ду­шу на пу­ти са­мо­от­вер­жен­но­го слу­же­ния ближ­ним.
Несмот­ря на труд­но­сти и но­виз­ну пред­при­ня­то­го де­ла, оби­тель бла­го­сло­ве­ни­ем Бо­жи­им, сми­ре­ни­ем и тру­да­ми на­сто­я­тель­ни­цы, ду­хов­ни­ка оби­те­ли от­ца Мит­ро­фа­на и се­стер с успе­хом раз­ви­ва­лась и рас­ши­ря­лась. В 1914 го­ду в ней бы­ло де­вя­но­сто семь се­стер, она име­ла боль­ни­цу на два­дцать две кой­ки, ам­бу­ла­то­рию для бед­ных, при­ют для во­сем­на­дца­ти де­во­чек-си­рот, вос­крес­ную шко­лу для де­ву­шек и жен­щин, ра­бо­та­ю­щих на фаб­ри­ке, в ко­то­рой обу­ча­лось семь­де­сят пять че­ло­век, биб­лио­те­ку в две ты­ся­чи то­мов, сто­ло­вую для бед­ных жен­щин, обре­ме­нен­ных се­мьей и тру­дя­щих­ся на по­ден­ной ра­бо­те, и кру­жок для де­тей и взрос­лых под на­зва­ни­ем «Дет­ская леп­та», за­ни­мав­ший­ся ру­ко­де­ли­ем для бед­ных.
9 ав­гу­ста 1916 го­да вре­мен­но управ­ля­ю­щий Мос­ков­ской епар­хи­ей епи­скоп Во­ло­ко­лам­ский Фе­о­дор (Поз­де­ев­ский) пред­ста­вил в Си­нод про­ше­ние о на­граж­де­нии от­ца Мит­ро­фа­на мит­рою «за от­лич­но-усерд­ное слу­же­ние его Свя­той Церк­ви, тру­ды по об­сто­я­тель­ствам во­ен­но­го вре­ме­ни и по­лез­ную де­я­тель­ность... в... оби­те­ли». Ве­ли­кая кня­ги­ня, у ко­то­рой бы­ло ис­про­ше­но, как у на­сто­я­тель­ни­цы, со­гла­сие, с ра­до­стью при­со­еди­ни­лась к пред­ло­же­нию на­гра­дить от­ца Мит­ро­фа­на за без­упреч­ную и усерд­ную служ­бу. 2 ок­тяб­ря 1916 го­да он был на­граж­ден мит­рой.
«Я хо­чу ра­бо­тать для Бо­га и в Бо­ге, – пи­са­ла в 1909 го­ду Ели­за­ве­та Фе­до­ров­на го­су­да­рю, – для страж­ду­ще­го че­ло­ве­че­ства, а в ста­ро­сти, ко­гда мое те­ло уже не смо­жет тру­дить­ся, я на­де­юсь, Гос­подь даст мне воз­мож­ность от­дох­нуть и по­мо­лить­ся – о де­ле, мною на­ча­том. И то­гда я уй­ду из де­я­тель­ной жиз­ни и бу­ду го­то­вить се­бя для то­го боль­шо­го до­ма. Но по­ка у ме­ня есть здо­ро­вье и си­лы, а /кру­гом/ столь­ко [несча­стья], и ша­ги Хри­ста-Корм­че­го /слыш­ны/ по­сре­ди страж­ду­щих, и в них мы по­мо­га­ем Ему».
Но Гос­подь су­дил ина­че. На­сту­пил 1917 год – Фев­раль­ская ре­во­лю­ция, от­ре­че­ние го­су­да­ря, арест цар­ской се­мьи, Ок­тябрь­ский пе­ре­во­рот.
По­чти сра­зу же по­сле Фев­раль­ской ре­во­лю­ции был со­вер­шен на­бег на Мар­фо-Ма­ри­ин­скую оби­тель во­ору­жен­ных лю­дей. Н. Е. Пе­стов так из­ло­жил рас­сказ от­ца Мит­ро­фа­на об этом со­бы­тии: «К оби­те­ли подъ­е­хал гру­зо­вик, в ко­то­ром на­хо­ди­лось несколь­ко во­ору­жен­ных сол­дат с ун­тер-офи­це­ром и од­ним сту­ден­том. Сту­дент, ви­ди­мо, не имел по­ня­тия, как об­ра­щать­ся с ору­жи­ем. Он дер­жал все вре­мя в ру­ке ре­воль­вер, на­прав­ляя ду­ло на вся­ко­го го­во­ря­ще­го с ним. Со­шед­ший с ав­то­мо­би­ля от­ряд по­тре­бо­вал про­ве­сти их к на­чаль­ни­це оби­те­ли. Ту­да же сест­ры вы­зва­ли и от­ца Мит­ро­фа­на.
– Мы при­шли аре­сто­вать сест­ру им­пе­ра­три­цы, – за­явил воз­глав­ля­ю­щий от­ряд ун­тер-офи­цер. А сту­ден­тик под­сту­пил к ма­туш­ке, на­пра­вив на нее ду­ло сво­е­го ре­воль­вер­чи­ка. Ма­туш­ка с обыч­ным для нее спо­кой­стви­ем по­ло­жи­ла ру­ку на про­тя­ну­тый к ней ре­воль­вер и ска­за­ла: – Опу­сти­те свою ру­ку, ведь я же жен­щи­на!
Сму­щен­ный ее спо­кой­стви­ем и улыб­кой, сту­дент сра­зу же сник, опу­стил ру­ку и тот­час же ис­чез из ком­на­ты. Отец Мит­ро­фан об­ра­тил­ся к сол­да­там:
– Ко­го вы при­шли аре­сто­вы­вать? Ведь здесь нет пре­ступ­ни­ков! Все, что име­ла ма­туш­ка Ели­за­ве­та, – она все от­да­ла на­ро­ду. На ее сред­ства по­стро­е­на оби­тель, цер­ковь, бо­га­дель­ня, при­ют для без­род­ных де­тей, боль­ни­ца. Раз­ве все это пре­ступ­ле­ние? Воз­глав­ля­ю­щий от­ряд ун­тер, вгля­дев­шись в ба­тюш­ку, вдруг спро­сил его:

– Ба­тюш­ка! Не вы ли отец Мит­ро­фан из Ор­ла?
– Да, это я.
Ли­цо ун­те­ра мгно­вен­но из­ме­ни­лось. Об­ра­ща­ясь к со­про­вож­дав­шим его сол­да­там, он ска­зал:
– Вот что, ре­бя­та! Я оста­юсь здесь и сам во всем рас­по­ря­жусь. А вы по­ез­жай­те об­рат­но.
Сол­да­ты, вы­слу­шав сло­ва от­ца Мит­ро­фа­на и по­няв, что они за­те­я­ли не со­всем лад­ное де­ло, под­чи­ни­лись и уеха­ли об­рат­но на сво­ем гру­зо­ви­ке».
Од­на­ко вско­ре ве­ли­кая кня­ги­ня Ели­за­ве­та все же бы­ла аре­сто­ва­на. Неза­дол­го пе­ред аре­стом она пе­ре­да­ла об­щи­ну по­пе­че­нию от­ца Мит­ро­фа­на и сест­ры-каз­на­чеи. Ве­ли­кая кня­ги­ня бы­ла от­прав­ле­на на Урал, в Ала­па­евск, где 5 (18) июля 1918 го­да при­ня­ла му­че­ни­че­скую кон­чи­ну.
20 мар­та 1919 го­да ис­пол­ни­лось два­дцать пять лет свя­щен­ни­че­ско­го слу­же­ния от­ца Мит­ро­фа­на. В этот день его мно­го­чис­лен­ные ду­хов­ные де­ти под­нес­ли ему по­здра­ви­тель­ный адрес, пол­ный ис­крен­не­го чув­ства бла­го­дар­но­сти к сво­е­му пас­ты­рю, ко­то­рый был ве­рен им и в дни ми­ра, и на по­лях вой­ны, и в го­ди­ну еще худ­ших и гор­ших ис­пы­та­ний – го­не­ний от без­бож­ни­ков.
25 де­каб­ря 1919 го­да Свя­тей­ший Пат­ри­арх Ти­хон, хо­ро­шо знав­ший от­ца Мит­ро­фа­на, бла­го­да­ря его за мно­гие тру­ды, пре­по­дал ему пер­во­свя­ти­тель­ское бла­го­сло­ве­ние с гра­мо­той и ико­ной Спа­си­те­ля. В это вре­мя ре­шил­ся для от­ца Мит­ро­фа­на и его су­пру­ги Оль­ги во­прос о мо­на­ше­стве. Мно­го лет жи­вя в су­пру­же­стве, они вос­пи­та­ли трех пле­мян­ниц-си­рот и же­ла­ли иметь сво­их де­тей, но Гос­подь не дал ис­пол­нить­ся их по­же­ла­нию. Уви­дев в этом Бо­жию во­лю, при­зы­ва­ю­щую их к осо­бо­му хри­сти­ан­ско­му по­дви­гу, они, пе­ре­ехав в оби­тель, да­ли обет воз­дер­жа­ния от су­пру­же­ской жиз­ни. Дол­гое вре­мя этот обет для всех был со­крыт, но ко­гда про­изо­шла ре­во­лю­ция и на­сту­пи­ло вре­мя все­об­ще­го раз­ру­ше­ния и го­не­ний на Пра­во­слав­ную Цер­ковь, они ре­ши­ли его об­на­ру­жить и при­нять мо­на­ше­ский по­стриг. По­стриг был со­вер­шен по бла­го­сло­ве­нию Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на. Отец Мит­ро­фан был по­стри­жен с име­нем Сер­гий, а Оль­га – с име­нем Ели­за­ве­та. Вско­ре по­сле это­го Пат­ри­арх Ти­хон воз­вел от­ца Сер­гия в сан ар­хи­манд­ри­та.
В 1922 го­ду без­бож­ные вла­сти про­из­ве­ли изъ­я­тие цер­ков­ных цен­но­стей из хра­мов. Мно­гие свя­щен­но­слу­жи­те­ли бы­ли аре­сто­ва­ны, неко­то­рые рас­стре­ля­ны.
Од­ним из предъ­яв­ля­е­мых им об­ви­не­ний бы­ло чте­ние в хра­мах по­сла­ния Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на, ка­са­ю­ще­го­ся изъ­я­тия цер­ков­ных цен­но­стей. Отец Сер­гий, вполне раз­де­ляя воз­зре­ния Пат­ри­ар­ха и счи­тая, что не сле­ду­ет во из­бе­жа­ние ко­щунств от­да­вать цер­ков­ные со­су­ды, про­чел по­сла­ние Свя­тей­ше­го и был 23 мар­та 1923 го­да аре­сто­ван. Пять ме­ся­цев он то­мил­ся в тюрь­ме без предъ­яв­ле­ния об­ви­не­ния, а за­тем по при­ка­зу ОГПУ от 24 ав­гу­ста 1923 го­да был вы­слан на один год в го­род То­больск. Здесь он по­зна­ко­мил­ся и близ­ко со­шел­ся с то­боль­ским по­движ­ни­ком Фе­о­до­ром Ива­но­вым, впо­след­ствии при­няв­шим му­че­ни­че­скую кон­чи­ну.
Из ссыл­ки в Моск­ву отец Сер­гий вер­нул­ся 27 фев­ра­ля 1925 го­да и на сле­ду­ю­щий день, как быв­ший ссыль­ный, явил­ся в ОГПУ, чтобы узнать ре­ше­ние вла­стей от­но­си­тель­но сво­ей даль­ней­шей судь­бы. Сле­до­ва­тель, ко­то­рая ве­ла его де­ло, ска­за­ла, что свя­щен­ни­ку раз­ре­ша­ет­ся со­вер­шать цер­ков­ные служ­бы и го­во­рить за бо­го­слу­же­ни­я­ми про­по­ве­ди, но он не дол­жен за­ни­мать ни­ка­кой адми­ни­стра­тив­ной долж­но­сти в при­хо­де, и ему за­пре­ще­но при­ни­мать уча­стие в ка­кой-ли­бо де­ло­вой или адми­ни­стра­тив­ной при­ход­ской де­я­тель­но­сти.
Отец Сер­гий вер­нул­ся в Мар­фо-Ма­ри­ин­скую оби­тель. По­се­лил­ся он в преж­ней квар­ти­ре, рас­по­ла­гав­шей­ся в од­ном из оби­тель­ских до­мов на вто­ром эта­же. Дверь с лест­ни­цы от­кры­ва­лась в ма­лень­кую пе­ред­нюю, от­ку­да по­се­ти­тель по­па­дал в боль­шую пе­ред­нюю, из нее дверь на­пра­во ве­ла в ком­на­ту, где обыч­но ожи­да­ли при­шед­шие к ба­тюш­ке по­се­ти­те­ли. Пря­мо из пе­ред­ней шла дверь в ка­бинет от­ца Сер­гия. В нем меж­ду ок­на­ми сто­ял боль­шой пись­мен­ный стол; сле­ва всю сте­ну за­ни­ма­ли ико­ны, спра­ва сто­я­ла фис­гар­мо­ния – на ней отец Сер­гий иг­рал цер­ков­ные на­пе­вы, ир­мо­сы и под ак­ком­па­не­мент фис­гар­мо­нии пел. В оби­те­ли был сад, и ба­тюш­ка во все вре­мя жиз­ни здесь каж­дый ве­чер, ко­гда во дво­ре бы­ло пу­сто, гу­лял по са­ду и мо­лил­ся.
Недол­го при­шлось от­цу Сер­гию про­слу­жить в Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли. В 1925 го­ду вла­сти при­ня­ли ре­ше­ние ее за­крыть, а на­сель­ниц со­слать. Часть зда­ния бы­ла ото­бра­на под по­ли­кли­ни­ку и ее ра­бот­ни­ки, воз­на­ме­рив­шись отобрать оби­тель­скую квар­ти­ру у от­ца Сер­гия, ста­ли пи­сать в ОГПУ, что свя­щен­ник, мол, за­ни­ма­ет­ся ан­ти­со­вет­ской аги­та­ци­ей сре­ди се­стер оби­те­ли, го­во­ря, что со­вет­ская власть пре­сле­ду­ет ре­ли­гию и ду­хо­вен­ство. На ос­но­ва­нии это­го до­но­са 29 ап­ре­ля 1925 го­да отец Сер­гий был аре­сто­ван и за­клю­чен в Бу­тыр­скую тюрь­му. В те­че­ние неко­то­ро­го вре­ме­ни он не знал о при­чи­нах сво­е­го аре­ста. Толь­ко 11 мая со­сто­ял­ся пер­вый до­прос, из ко­то­ро­го он уяс­нил, в чем его об­ви­ня­ют.
– Ска­жи­те, граж­да­нин Среб­рян­ский, – об­ра­ти­лась сле­до­ва­тель к свя­щен­ни­ку, – ко­му из се­стер Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли вы го­во­ри­ли, что со­вет­ская власть пре­сле­ду­ет ре­ли­гию и цер­ков­ни­ков?
– Злост­но ни­ко­гда об этом не го­во­рил, – от­ве­тил он, – но мог ска­зать, что мно­гие цер­ков­ни­ки вы­сла­ны по по­до­зре­нию в по­ли­ти­че­ской небла­го­на­деж­но­сти, ка­ко­вая у неко­то­рых и мог­ла быть, но я на­де­юсь, что вер­нет­ся до­ве­рие со­вет­ской вла­сти к нам.
Ма­туш­ка Ели­за­ве­та, узнав, в чем об­ви­ня­ют от­ца Сер­гия, при­ня­лась хло­по­тать о его осво­бож­де­нии. Она на­пи­са­ла за­яв­ле­ние и по­да­ла Вла­ди­ми­ру Черт­ко­ву, воз­глав­ляв­ше­му учре­жде­ние под на­зва­ни­ем «Осве­дом­ле­ние и экс­пер­ти­за по де­лам ре­ли­ги­оз­ных те­че­ний». Черт­ков под­дер­жал прось­бу и, со­про­во­див за­яв­ле­ние сво­и­ми по­яс­не­ни­я­ми, на­пра­вил его 25 июня 1925 го­да Пет­ру Сми­до­ви­чу, ко­то­рый в тот же день пе­ре­пра­вил все до­ку­мен­ты Туч­ко­ву. 30 июня де­ло бы­ло рас­смот­ре­но и при­ня­то ре­ше­ние осво­бо­дить свя­щен­ни­ка. 2 июля Кол­ле­гия ОГПУ пре­кра­ти­ла де­ло, и отец Сер­гий был осво­бож­ден.
За то вре­мя, по­ка отец Сер­гий был в за­клю­че­нии, Мар­фо-Ма­ри­ин­ская оби­тель бы­ла за­кры­та, а сест­ры аре­сто­ва­ны. Неко­то­рые из них бы­ли вы­сла­ны от­но­си­тель­но неда­ле­ко – в Твер­скую об­ласть, но боль­шин­ство со­сла­но в Ка­зах­стан и Сред­нюю Азию.
Ар­хи­манд­рит Сер­гий и мо­на­хи­ня Ели­за­ве­та вы­еха­ли на ро­ди­ну Ели­за­ве­ты в се­ло Вла­дыч­ня Твер­ской об­ла­сти и по­се­ли­лись в бре­вен­ча­том, по­кры­том дран­кой ро­ди­тель­ском до­ме. Пер­вое вре­мя отец Сер­гий не слу­жил, но ча­сто хо­дил мо­лить­ся в По­кров­ский храм, в ко­то­ром стал слу­жить с 1927 го­да.
Сра­зу же по при­ез­де, а еще бо­лее по­сле то­го, как отец Сер­гий стал слу­жить во Вла­дычне, его ста­ли по­се­щать ду­хов­ные де­ти. Сре­ди знав­ших его он был из­ве­стен как мо­лит­вен­ник и че­ло­век свя­той жиз­ни. Лю­ди об­ра­ща­лись к нему за по­мо­щью, и неко­то­рые по сво­ей ве­ре и мо­лит­вам пра­вед­ни­ка по­лу­ча­ли про­си­мое. Несмот­ря на пе­ре­жи­тые узы и тя­же­лое вре­мя го­не­ний, отец Сер­гий про­дол­жал под­ви­зать­ся как ду­хов­ник и про­по­вед­ник. Он ис­поль­зо­вал от­пу­щен­ное ему вре­мя для на­став­ле­ния в ве­ре, под­держ­ки и про­све­ще­ния ближ­них. Ду­хов­ные де­ти при­во­зи­ли ему про­дук­ты и одеж­ду, боль­шую их часть он раз­да­вал нуж­да­ю­щим­ся.
Од­на­ко в се­ле бы­ли лю­ди, ко­то­рые нена­ви­де­ли Цер­ковь и ра­ди за­бве­ния сво­их гре­хов хо­те­ли за­быть о Бо­ге, – они-то и от­но­си­лись враж­деб­но к ар­хи­манд­ри­ту Сер­гию за его от­кры­тую про­по­вед­ни­че­скую де­я­тель­ность. Жизнь, ко­то­рую он про­во­дил, об­ли­ча­ла их со­весть, и, воз­на­ме­рив­шись из­гнать его из се­ла, они об­ра­ти­лись за по­мо­щью к вла­сти.

30 и 31 ян­ва­ря 1931 го­да со­труд­ни­ки ОГПУ до­про­си­ли этих лю­дей, и те по­ка­за­ли об ар­хи­манд­ри­те Сер­гии: «По сво­е­му об­ще­ствен­но­му, уме­ло­му под­хо­ду к на­ро­ду с ре­ли­ги­оз­ной сто­ро­ны за­слу­жи­ва­ет осо­бо­го вни­ма­ния. Дей­ству­ет ис­клю­чи­тель­но ре­ли­ги­оз­ным дур­ма­ном. Опи­ра­ет­ся на тем­но­ту, вы­го­ня­ет бе­сов из че­ло­ве­ка...
Осо­бен­но спо­со­бен на про­по­ве­ди… В сво­их вы­ступ­ле­ни­ях с ам­во­на при­зы­ва­ет на еди­не­ние и под­держ­ку Церк­ви...
Ре­зуль­та­ты та­ких про­по­ве­дей име­ют­ся на­ли­цо... де­рев­ня Гнезд­цы ка­те­го­ри­че­ски от­ка­за­лась от вступ­ле­ния в кол­хоз... Свя­щен­ник Среб­рян­ский яв­ля­ет­ся по­ли­ти­че­ски вред­ным эле­мен­том, ко­то­рый дол­жен быть сроч­но изъ­ят...
Ос­нов­ной ме­тод ра­бо­ты: на­прав­ля­ет на чув­ства ре­пли­ка­ми, по­сред­ством все­воз­мож­ных неле­пых слу­хов... ко­то­рые из­ла­га­ет в сво­их про­по­ве­дях. Был слу­чай, ко­гда од­но­го ра­бо­че­го на стан­ции Крюч­ко­во за­ре­за­ло по­ез­дом. Этим вос­поль­зо­вал­ся Среб­рян­ский, го­во­ря, что тот не ве­ро­вал в Бо­га и го­во­рил, что пусть ме­ня на­ка­жет Бог, ес­ли Он есть, и за это его на­ка­за­ло... Ис­поль­зу­ет ста­тьи из га­зет в сво­их про­по­ве­дях, го­во­ря, что... за­гра­нич­ные сту­ден­ты, ко­то­рые не ве­ро­ва­ли в Бо­га и бы­ли без­бож­ни­ка­ми, ста­ли стре­лять­ся и кон­чать са­мо­убий­ством...»
На ос­но­ва­нии этих по­ка­за­ний отец Сер­гий был через несколь­ко дней аре­сто­ван, но «ма­те­ри­а­лов» для со­зда­ния «де­ла» недо­ста­ва­ло, и 14 фев­ра­ля сле­до­ва­те­ли до­пол­ни­тель­но до­про­си­ли жи­те­лей се­ла Вла­дыч­ня, остав­ляя в де­ле по­ка­за­ния лишь тех сви­де­те­лей, ко­то­рые под­твер­жда­ли об­ви­не­ние. И через приз­му этих ис­ка­жен­ных сви­де­тельств все же вид­но, что отец Сер­гий был для на­ро­да под­лин­ным пас­ты­рем, по мо­лит­вам ко­то­ро­го Гос­подь тво­рил чу­де­са.
«Свя­щен­ни­ка Среб­рян­ско­го знаю по­столь­ку, по­сколь­ку со всей окру­ги к нему съез­жа­ют­ся кре­стьяне для по­лу­че­ния ис­це­ле­ния от неду­гов...
Среб­рян­ский в окру­ге слыл за свя­то­го че­ло­ве­ка, ис­це­ли­те­ля, на­род при­ез­жал к нему на квар­ти­ру...» – утвер­жда­ли сви­де­те­ли.
Был до­про­шен свя­щен­ник Иоанн Хре­нов, слу­жив­ший в По­кров­ском хра­ме во Вла­дычне. От­ве­чая на во­про­сы сле­до­ва­те­ля, он ска­зал: «Свя­щен­ни­ка Среб­рян­ско­го я знаю с мо­мен­та при­ез­да его в се­ло Вла­дыч­ня... на­род его по­се­щал... ино­гда я с ним бе­се­до­вал... он мне рас­ска­зы­вал про чу­до, со­вер­шив­ше­е­ся при вскры­тии мо­щей Мит­ро­фа­на Во­ро­неж­ско­го: “Один ко­мис­сар при вскры­тии мо­щей взял ико­ну Мит­ро­фа­на, ка­ко­вую при­нес до­мой и бро­сил на пол, ска­зав квар­тир­ной хо­зяй­ке: “Вот ва­ше­го Бо­га бро­саю, и Он ме­ня не на­ка­зы­ва­ет”. И вдруг с ним сде­ла­лось пло­хо, за­бо­лел, стал про­сить, чтобы его от­ве­ли к мо­щам Мит­ро­фа­на, что и вы­пол­ни­ли, и там он вы­здо­ро­вел”.
На­до от­ме­тить, что он был очень хо­ро­ший про­по­вед­ник, но про­по­ве­ди ка­са­лись ис­клю­чи­тель­но ре­ли­ги­оз­ных во­про­сов».
10 мар­та 1931 го­да со­труд­ни­ки ОГПУ до­про­си­ли ар­хи­манд­ри­та Сер­гия. Рас­ска­зав о сво­ей служ­бе в ка­че­стве пол­ко­во­го свя­щен­ни­ка, отец Сер­гий ска­зал: «С 1904-го по 1906 год был на те­ат­ре во­ен­ных дей­ствий в Мань­чжу­рии, на­гра­ды – ску­фья и ка­ми­лав­ка. За вой­ну мною по­лу­че­ны во­ен­ные на­гра­ды: Ан­на 3-й сте­пе­ни, Ан­на 2-й сте­пе­ни, Вла­ди­мир 4-й сте­пе­ни – и по окон­ча­нии рус­ско-япон­ской вой­ны мною по­лу­чен на­перс­ный крест на Ге­ор­ги­ев­ской лен­те.
С 1909-го по 1918 год слу­жил в Москве на­сто­я­те­лем церк­вей и ду­хов­ни­ком Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли ми­ло­сер­дия; с 1910 го­да по 1918 год на­сто­я­тель­ни­цей бы­ла Ели­за­ве­та Фе­до­ров­на Ро­ма­но­ва, про­ект со­зда­ния этой оби­те­ли был мой... В 1905 го­ду был из­дан мой днев­ник о рус­ско-япон­ской кам­па­нии, в ка­ко­вом опи­са­ны дни пре­бы­ва­ния на фрон­те, а так­же вы­держ­ки из мо­их про­по­ве­дей. К ре­во­лю­ци­о­не­рам я от­но­сил­ся как к кра­моль­ни­кам, на­ру­шав­шим спо­кой­ствие в стране... В про­по­ве­дях я от­ме­чал, что их, кра­моль­ни­ков, на­до вы­да­вать в ру­ки пра­во­су­дия; убий­ство Сер­гея Алек­сан­дро­ви­ча Ка­ля­е­вым на ме­ня в то вре­мя про­из­ве­ло силь­ное впе­чат­ле­ние, я счи­тал, что он сде­лал пре­ступ­ный шаг про­тив Оте­че­ства. Со­бы­тия в Москве и дру­гих го­ро­дах в 1905 го­ду я счи­тал пре­ступ­ны­ми, как иду­щие про­тив ца­ря, Оте­че­ства и Церк­ви… О мо­ей де­я­тель­но­сти пол­но­стью опи­са­но в мо­ей кни­ге. Во­об­ще, до ре­во­лю­ции 1917 го­да я ве­ро­вал в мо­нар­хию как ор­ган управ­ле­ния, но по рас­ска­зам Ели­за­ве­ты Фе­до­ров­ны о жиз­ни дво­ра быв­ше­го цар­ство­вав­ше­го до­ма я был разо­ча­ро­ван в люд­ском со­ста­ве мо­нар­хи­че­ско­го ап­па­ра­та…
Про­жи­вая по­след­нее вре­мя во Вла­дычне, я аги­та­цию про­тив со­вет­ской вла­сти не вел; ино­гда в бе­се­дах с Хре­но­вым го­во­ри­ли, что тя­же­ло ста­ло жить, со­зда­ние кол­хо­зов тео­ре­ти­че­ски хо­ро­шо, но на­ро­ду труд­но осо­знать, как пой­дет это прак­ти­че­ски, но ес­ли удаст­ся – то это боль­шой сдвиг; в про­по­ве­дях я го­во­рил об урав­не­нии бед­ных и бо­га­тых на на­ча­лах хри­сти­ан­ской Церк­ви. Боль­ше мною ни­че­го не го­во­ри­лось. На­род ме­ня на до­му по­се­щал, но я ста­рал­ся из­ба­вить­ся от этих по­се­ще­ний, так как чув­ство­вал се­бя пло­хо, а так­же не хо­тел рас­про­стра­не­ния ка­ких-ли­бо слу­хов. Од­на жен­щи­на при­хо­ди­ла ко мне и спра­ши­ва­ла: “Ид­ти ли в кол­хоз?” Я ей ска­зал: “В кол­хоз ид­ти на­до”. Она ска­за­ла: “А го­во­рят, что в Бо­га ве­ро­вать нель­зя”. Я ей ска­зал: “Кто же вы­рвет из ду­ши ве­ро­ва­ние в Бо­га?”... Ви­нов­ным се­бя в предъ­яв­лен­ном мне об­ви­не­нии не при­знаю...»
На этом след­ствие бы­ло за­кон­че­но, и 23 мар­та со­став­ле­но об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние: «Об­ви­ня­е­мый Среб­рян­ский, бу­дучи слу­жи­те­лем куль­та, с до­ре­во­лю­ци­он­но­го вре­ме­ни по 1930 год име­ет непре­рыв­ную цепь ак­тив­ной борь­бы про­тив ре­во­лю­ци­он­но­го дви­же­ния... – пи­сал сле­до­ва­тель. – Вы­пу­щен­ная кни­га “Днев­ник свя­щен­ни­ка 51-го дра­гун­ско­го Чер­ни­гов­ско­го Ее Им­пе­ра­тор­ско­го Вы­со­че­ства Ве­ли­кой Кня­ги­ни Ели­са­ве­ты Фе­до­ров­ны пол­ка Мит­ро­фа­на Ва­си­лье­ви­ча Среб­рян­ско­го...” яр­ко ри­су­ет жизнь и де­я­тель­ность об­ви­ня­е­мо­го как мо­нар­хи­ста и его борь­бу с ре­во­лю­ци­он­ным дви­же­ни­ем в 1905 го­ду. Ос­нов­ную мысль, вло­жен­ную в кни­гу, мож­но оха­рак­те­ри­зо­вать сло­ва­ми об­ви­ня­е­мо­го: “креп­кая ве­ра в свя­тые прин­ци­пы – ве­ра, царь и свя­тая ро­ди­на”.
Учи­ты­вая, что вол­на ре­во­лю­ци­он­но­го дви­же­ния за­хва­ты­ва­ет мас­сы, Среб­рян­ский при­зы­вал к бес­по­щад­ной борь­бе с ре­во­лю­ци­о­не­ра­ми: “Не бу­дем не толь­ко слу­шать­ся кра­моль­ни­ков, но, на­обо­рот, по­ста­ра­ем­ся об­ра­зу­мить их, об­ли­чить, при­влечь к по­слу­ша­нию Бо­гу и ца­рю, а ес­ли не по­же­ла­ют, то без укры­ва­тель­ства и по­слаб­ле­ния от­дать их в ру­ки пра­во­су­дия”.
Убий­ство кня­зя Сер­гея Алек­сан­дро­ви­ча ре­во­лю­ци­о­не­ром Ка­ля­е­вым вы­зва­ло бу­рю него­до­ва­ния со сто­ро­ны об­ви­ня­е­мо­го: “Гнус­ное убий­ство ве­ли­ко­го кня­зя Сер­гея Алек­сан­дро­ви­ча страш­но по­ра­зи­ло ме­ня. Зло­деи, вы кри­чи­те о сво­бо­де, а са­ми дей­ству­е­те на­си­ли­ем, – Цар­ство Небес­ное му­че­ни­ку за прав­ду”.
Ре­во­лю­ция в сто­ли­це вы­зва­ла так­же на­пад­ки со сто­ро­ны об­ви­ня­е­мо­го: “На­шлось так мно­го из­мен­ни­ков, фаль­ши­вых рус­ских, устра­и­ва­ю­щих стач­ки, тре­бу­ю­щих по­зор­но­го ми­ра...”
Ок­тябрь­ская ре­во­лю­ция в Среб­рян­ском не про­из­ве­ла сдви­гов – в 1922 го­ду он уси­лен­но под­дер­жи­ва­ет контр­ре­во­лю­ци­он­ное воз­зва­ние Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на об укры­тии цер­ков­ных цен­но­стей, за что был при­суж­ден Кол­ле­ги­ей ОГПУ к вы­сыл­ке. Эта ме­ра воз­дей­ствия так­же не про­из­ве­ла пе­ре­во­ро­та – при­е­хав в рай­он сплош­ной кол­лек­ти­ви­за­ции, Среб­рян­ский в це­лях под­ня­тия ав­то­ри­те­та стал вы­да­вать се­бя за “свя­то­го че­ло­ве­ка”...
Об­ви­ня­ет­ся в том, что, яв­ля­ясь сто­рон­ни­ком мо­нар­хи­че­ско­го по­ряд­ка управ­ле­ния, си­сте­ма­ти­че­ски вел ан­ти­со­вет­скую аги­та­цию с це­лью сры­ва про­во­ди­мых ме­ро­при­я­тий со­вет­ской вла­сти в де­ревне, ис­поль­зуя ре­ли­ги­оз­ные пред­рас­суд­ки масс...»
7 ап­ре­ля 1931 го­да трой­ка ОГПУ при­го­во­ри­ла от­ца Сер­гия к пя­ти го­дам ссыл­ки в Се­вер­ный край. Свя­щен­ни­ку бы­ло то­гда шесть­де­сят лет, и по­сле несколь­ких тю­рем­ных за­клю­че­ний, ссыл­ки, эта­пов здо­ро­вье его бы­ло силь­но по­до­рва­но, он ис­пы­ты­вал по­сто­ян­ное недо­мо­га­ние. А вре­мя бы­ло са­мое тя­же­лое для ссыль­ных. Про­шла кол­лек­ти­ви­за­ция. Кре­стьян­ские хо­зяй­ства бы­ли ра­зо­ре­ны. Хлеб про­да­вал­ся толь­ко по кар­точ­кам и в са­мом огра­ни­чен­ном ко­ли­че­стве, а по­сыл­ки до­хо­ди­ли лишь в пе­ри­од су­до­ход­ства, ко­то­рое пре­кра­ща­лось на всю зи­му и на вре­мя, по­ка сплав­лял­ся лес.
Ар­хи­манд­ри­та Сер­гия по­се­ли­ли в од­ной из де­ре­вень на ре­ке Пи­не­ге. Здесь жи­ло то­гда мно­го со­слан­но­го ду­хо­вен­ства. Сю­да к нему при­е­ха­ли мо­на­хи­ня Ели­за­ве­та и Ма­рия Пет­ров­на За­мо­ри­на, знав­шая от­ца Сер­гия еще в пе­ри­од его слу­же­ния в Ор­ле; впо­след­ствии она при­ня­ла мо­на­ше­ство с име­нем Ми­ли­ца. Ссыль­ные свя­щен­ни­ки ра­бо­та­ли на ле­со­раз­ра­бот­ках и спла­ве ле­са. Ар­хи­манд­рит Сер­гий ра­бо­тал на ле­дян­ке – вел по ле­дя­ной ко­лее ло­шадь, та­щив­шую брев­на. Эта ра­бо­та хо­тя и бы­ла лег­че пил­ки и руб­ки в ле­су, но тре­бо­ва­ла боль­шой лов­ко­сти и спо­ро­сти. Отец Сер­гий, мо­на­хи­ня Ели­за­ве­та и Ма­рия Пет­ров­на жи­ли в до­ми­ке как ма­лень­кая мо­на­стыр­ская об­щи­на. Отец Сер­гий, бла­го­да­ря сво­ей по­движ­ни­че­ской жиз­ни, по­сто­ян­ной мо­лит­вен­ной на­стро­ен­но­сти, ду­хов­ным со­ве­там и уме­нию уте­шать страж­ду­щих в тя­же­лых для них об­сто­я­тель­ствах, вско­ре стал из­ве­стен как глу­бо­ко ду­хов­ный ста­рец, ко­то­ро­му мно­гие ста­ли по­ве­рять свои бе­ды, в мо­лит­вен­ное пред­ста­тель­ство ко­то­ро­го ве­ри­ли.
Ве­ли­че­ствен­ная и су­ро­вая при­ро­да Се­ве­ра про­из­ве­ла боль­шое впе­чат­ле­ние на ис­по­вед­ни­ка. «Огром­ные ели, за­ку­тан­ные снеж­ны­ми оде­я­ла­ми и за­сы­пан­ные гу­стым ине­ем, сто­ят как за­ча­ро­ван­ные, – вспо­ми­нал он, – та­кая кра­со­та – глаз не ото­рвешь, и кру­гом необык­но­вен­ная ти­ши­на... чув­ству­ет­ся при­сут­ствие Гос­по­да Твор­ца, и хо­чет­ся без кон­ца мо­лить­ся Ему и бла­го­да­рить Его за все да­ры, за все, что Он нам по­сы­ла­ет в жиз­ни, мо­лить­ся без кон­ца...»
Несмот­ря на бо­лез­ни и пре­клон­ный воз­раст, ста­рец с по­мо­щью Бо­жи­ей вы­пол­нял нор­му, от­ме­рен­ную ему на­чаль­ством. Ко­гда при­хо­ди­лось кор­че­вать пни, он де­лал это один и в ко­рот­кое вре­мя. Ино­гда он да­же спе­ци­аль­но за­ме­чал по ча­сам, за ка­кое вре­мя ему удаст­ся вы­кор­че­вать пень, над ка­ким, бы­ва­ло, тру­ди­лись несколь­ко че­ло­век ссыль­ных.
С мест­ным на­чаль­ством у от­ца Сер­гия сло­жи­лись вполне бла­го­при­ят­ные от­но­ше­ния, все лю­би­ли по­движ­ни­ка и неуто­ми­мо­го тру­же­ни­ка, со сми­ре­ни­ем вос­при­ни­мав­ше­го свою участь ссыль­но­го. Де­ре­вен­ским де­тям он вы­ре­зал и скле­ил, а за­тем и рас­кра­сил ма­кет па­ро­во­за с пас­са­жир­ски­ми и то­вар­ны­ми ва­го­на­ми, ко­то­рых они не ви­де­ли ни ра­зу в жиз­ни по даль­но­сти тех мест от же­лез­ных до­рог.
В 1933 го­ду отец Сер­гий был осво­бож­ден и вер­нул­ся в Моск­ву, где про­был все­го один день – про­стил­ся с за­кры­той и ра­зо­рен­ной оби­те­лью и от­пра­вил­ся с мо­на­хи­ней Ели­за­ве­той и Ма­ри­ей Пет­ров­ной во Вла­дыч­ню.
На этот раз они по­се­ли­лись в до­ме, куп­лен­ном ду­хов­ны­ми детьми от­ца Сер­гия. Это бы­ла неболь­шая из­ба с рус­ской пе­чью, кир­пич­ной ле­жан­кой и про­стор­ным дво­ром. Здесь про­шли по­след­ние го­ды жиз­ни стар­ца. По­кров­ский храм во Вла­дычне был за­крыт, и отец Сер­гий хо­дил мо­лить­ся в со­сед­нее се­ло в Ильин­ский храм. Впо­след­ствии вла­сти ста­ли вы­ка­зы­вать неудо­воль­ствие по по­во­ду его по­яв­ле­ния в хра­ме, и он был вы­нуж­ден мо­лить­ся до­ма. По­след­ний пе­ри­од жиз­ни от­ца Сер­гия стал вре­ме­нем стар­че­ско­го окорм­ле­ния ду­хов­ных де­тей и об­ра­щав­ших­ся к нему страж­ду­щих пра­во­слав­ных лю­дей, что бы­ло осо­бен­но на­сущ­но в то вре­мя, ко­гда боль­шин­ство хра­мов бы­ло за­кры­то, а свя­щен­ни­ки аре­сто­ва­ны.
Во вре­мя Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной вой­ны, ко­гда нем­цы за­хва­ти­ли Тверь, во Вла­дычне рас­по­ло­жи­лась рус­ская во­ин­ская часть и пред­по­ла­га­лось, что здесь бу­дет тя­же­лый бой с нем­ца­ми. Офи­це­ры пред­ла­га­ли жи­те­лям отой­ти даль­ше от пе­ре­до­вых по­зи­ций, кое-кто ушел, а отец Сер­гий и мо­на­хи­ни Ели­за­ве­та и Ми­ли­ца оста­лись. По­чти каж­дый день над рас­по­ло­же­ни­ем во­ин­ской ча­сти ле­та­ли немец­кие са­мо­ле­ты, но ни ра­зу ни од­на бом­ба не упа­ла ни на храм, ни на се­ло. Это от­ме­ти­ли и во­ен­ные, у ко­то­рых воз­ник­ло ощу­ще­ние, что се­ло на­хо­дит­ся под чьей-то су­гу­бой мо­лит­вен­ной за­щи­той. Од­на­жды отец Сер­гий по­шел на дру­гой ко­нец се­ла со Свя­ты­ми Да­ра­ми при­ча­стить тя­же­ло­боль­но­го. Ид­ти нуж­но бы­ло ми­мо ча­со­вых. Один из них оста­но­вил его и, по­ра­жен­ный ви­дом убе­лен­но­го се­ди­на­ми стар­ца, бес­страш­но шед­ше­го через се­ло, непро­из­воль­но вы­ска­зал ту мысль, ко­то­рая вла­де­ла ума­ми мно­гих: «Ста­рик, тут кто-то мо­лит­ся».
Неожи­дан­но во­ин­ская часть бы­ла сня­та с этой по­зи­ции, так как бои раз­вер­ну­лись на дру­гом на­прав­ле­нии, непо­да­ле­ку от се­ла Мед­но­го. Мест­ные жи­те­ли, оче­вид­цы со­бы­тий, при­пи­сы­ва­ют чу­дес­ное из­бав­ле­ние се­ла от смер­тель­ной опас­но­сти мо­лит­вам ар­хи­манд­ри­та Сер­гия.
За ис­по­вед­ни­че­ский по­двиг, за пра­вед­ную жизнь и глу­бо­кое сми­ре­ние Гос­подь на­де­лил от­ца Сер­гия да­ра­ми про­зор­ли­во­сти и ис­це­ле­ния. Со сми­ре­ни­ем отец Сер­гий рас­ска­зы­вал как-то На­та­лье Со­ко­ло­вой, что лю­ди счи­та­ют его про­зор­ли­вым, а «это дей­ству­ет бла­го­дать свя­щен­ства, – го­во­рил он. – Вот при­шел ко мне этим ле­том мо­ло­день­кий пас­ту­шок. Пла­чет, уби­ва­ет­ся. Три ко­ро­вы у него из ста­да про­па­ли.
– Ме­ня, – го­во­рит, – за­су­дят, а у ме­ня се­мья на ру­ках.
– А ты где ис­кал их? – спра­ши­ваю.
– Да двое су­ток и я, и род­ные, и то­ва­ри­щи всю мест­ность кру­гом обо­шли – нет трех ко­ров! По­гиб я те­перь!
Мы по­шли с ним к раз­ва­ли­нам раз­ру­шен­ной церк­ви, ко­то­рые мет­рах в двух­стах от из­буш­ки мо­ей. Там гор­ка раз­би­тых кир­пи­чей на ме­сте пре­сто­ла. А пе­ред Бо­гом ведь все рав­но это ме­сто свя­тое – там, где ал­тарь был. Там та­ин­ство свер­ша­лось, там бла­го­дать схо­ди­ла. Вот мы с пас­ту­хом по­мо­ли­лись там Спа­си­те­лю, по­про­си­ли Его по­мочь нам най­ти ко­ро­ву­шек. Я ска­зал пас­ту­ху:
– Иди те­перь с ве­рой на та­кой-то холм, са­дись и иг­рай в свою сви­рель, они на звук к те­бе са­ми при­дут.
– Ох, ба­тюш­ка, да мы там с бра­тья­ми все ку­сти­ки уж об­ла­зи­ли!
Ну, и на са­мом де­ле. Си­дел пас­тух и иг­рал на сво­ей ду­доч­ке, а к нему в те­че­ние по­лу­ча­са все три ко­ро­вы при­шли. “Смот­рю, – го­во­рит, – ры­жая из ку­стов вы­хо­дит, за ней вско­ре и бе­лян­ка... Немно­го по­го­дя и тре­тья по­ка­за­лась! Как из зем­ли вы­рос­ли!”»
В де­ревне Губ­ка Твер­ской об­ла­сти, как сви­де­тель­ству­ет уро­жен­ка этих мест Та­ма­ра Ива­нов­на Круг, у од­ной де­вуш­ки за­бо­ле­ла но­га, и бо­лезнь при­ня­ла на­столь­ко тя­же­лый ха­рак­тер, что вра­чи по­со­ве­то­ва­ли ей ехать в Тверь в об­ласт­ную боль­ни­цу и де­лать опе­ра­цию. Преж­де чем ехать в боль­ни­цу, де­вуш­ка с ма­те­рью при­шли к от­цу Сер­гию. Он по­мо­лил­ся об ис­це­ле­нии боль­ной и ска­зал:
– В боль­ни­цу по­ез­жай­те, но вы вско­ре вер­не­тесь.
Пе­ред вы­ез­дом в Тверь они со­об­щи­ли близ­ким, что бо­лезнь при­ня­ла та­кой ха­рак­тер, что тре­бу­ет­ся встре­тить боль­ную на вок­за­ле, а ина­че она не дой­дет. Дочь с ма­те­рью се­ли в по­езд в Ли­хо­слав­ле и от­пра­ви­лись в Тверь. И в по­ез­де про­изо­шло пол­ное ис­це­ле­ние боль­ной, так что, ко­гда они при­е­ха­ли в Тверь, де­вуш­ка вы­шла на пер­рон со­вер­шен­но здо­ро­вой.

В по­след­ние го­ды жиз­ни ар­хи­манд­ри­та Сер­гия, на­чи­ная с 1945 го­да, его ду­хов­ни­ком стал про­то­и­е­рей Квин­ти­ли­ан Вер­шин­ский, слу­жив­ший в Тве­ри и ча­сто при­ез­жав­ший к стар­цу. Отец Квин­ти­ли­ан сам несколь­ко лет про­был в за­клю­че­нии и хо­ро­шо знал, что это та­кое – нести тя­го­ты и го­речь го­не­ний.
Впо­след­ствии он вспо­ми­нал об от­це Сер­гии: «Вся­кий раз, ко­гда я бе­се­до­вал с ним, слу­шал его про­ник­но­вен­ное сло­во, пе­ре­до мной из глу­би­ны ве­ков вста­вал об­раз по­движ­ни­ка-пу­стын­но­жи­те­ля... Он весь был объ­ят бо­же­ствен­ным же­ла­ни­ем... Это чув­ство­ва­лось во всем, осо­бен­но – ко­гда он го­во­рил. Го­во­рил он о мо­лит­ве, о трез­ве­нии – из­люб­лен­ные его те­мы. Го­во­рил он про­сто, на­зи­да­тель­но и убе­ди­тель­но. Ко­гда он под­хо­дил к сущ­но­сти те­мы, ко­гда мысль его как бы ка­са­лась пре­дель­ных вы­сот хри­сти­ан­ско­го ду­ха, он при­хо­дил в ка­кое-то вос­тор­жен­но-со­зер­ца­тель­ное со­сто­я­ние и, ви­ди­мо под вли­я­ни­ем охва­тив­ше­го его вол­не­ния, по­мыс­лы его об­ле­ка­лись в фор­му глу­бо­ко-ду­шев­но­го ли­ри­че­ско­го из­ли­я­ния.
“Зво­нят ко все­нощ­ной, – го­во­рил он, – к мо­лит­ве сла­дост­ной, вхо­жу в храм... По­лу­мрак, мер­ца­ют лам­па­ды, чув­ству­ет­ся за­пах ла­да­на, ве­я­ние че­го-то незем­но­го, веч­но­го, чи­сто­го и сла­дост­но­го, все за­мер­ло... Чув­ству­ет­ся при­сут­ствие ве­ли­кой твор­че­ской си­лы, все­мо­гу­щей, пре­муд­рой, бла­гой, ко­то­рая вот-вот сей­час вспыхнет и начнет тво­рить... Тре­пет­но жду... Ко­гда же окон­чит­ся это та­ин­ствен­ное без­мол­вие и раз­даст­ся мо­гу­чий Бо­жий го­лос: “Да бу­дет все­лен­ная и жизнь в ней!” Вдруг слы­шу: “Во­ста­ни­те! Гос­по­ди, бла­го­сло­ви!” – “Сла­ва Свя­тей...” Непо­сред­ствен­но за сим по­ет­ся пса­лом “Бла­го­сло­ви, ду­ше моя, Гос­по­да”, ко­то­рым псал­мо­пе­вец Да­вид изо­бра­жа­ет тво­ре­ние ми­ра... Что ска­жу я, ни­чтож­ный, о чув­ствах, на­пол­няв­ших мою ду­шу в это вре­мя? Не сты­жусь со­знать­ся, что по­чти все­гда я в это вре­мя пла­кал сле­за­ми уми­ле­ния, вос­тор­га ду­хов­но­го от вос­по­ми­на­ния и пе­ре­жи­ва­ния див­ной, твор­че­ской, жи­во­тво­ря­щей де­я­тель­но­сти Свя­той Тро­и­цы, так чуд­но изо­бра­жав­шей­ся этим об­ря­дом – об­хож­де­ни­ем хра­ма с каж­де­ни­ем. Так яс­но со­зна­ва­ла ду­ша моя необ­хо­ди­мость этой де­я­тель­но­сти Бо­жи­ей для лю­дей, и я мо­лил­ся, ка­ял­ся в гре­хах, бла­го­да­рил Гос­по­да за все, за все в жиз­ни ми­ра, лич­но мо­ей, про­сил, умо­лял не остав­лять нас оди­но­ки­ми... Мне бы­ло ра­дост­но невы­ра­зи­мо на ду­ше, ко­гда я ви­дел, ощу­щал, пе­ре­жи­вал это еди­не­ние Бо­га и че­ло­ве­ка, Бо­га и все­го ми­ра с его жи­вот­ны­ми, пти­ца­ми, ры­ба­ми, рас­те­ни­я­ми, цве­та­ми. Мне ка­за­лось, что я из­ли­юсь сле­за­ми ра­до­сти и вос­тор­га...”
Пе­ред мыс­лен­ны­ми со­зер­ца­тель­ны­ми взо­ра­ми стар­ца рас­кры­ва­ет­ся та­ин­ствен­ный ду­хов­ный мир с неис­чер­па­е­мы­ми кра­со­та­ми и уми­ле­ни­ем... Он в ми­ру вел жизнь пу­стын­ни­ка. Несо­мнен­но, эта спо­соб­ность со­зер­ца­ния сто­я­ла в свя­зи с его ду­шев­ной чи­сто­той. Его ан­гель­ская чи­сто­та и бес­стра­стие, ко­то­ры­ми бы­ла про­ник­ну­та по­след­няя, пред­смерт­ная ис­по­ведь, ко­то­рую я при­ни­мал от него, при­ве­ли ме­ня в ка­кой-то свя­щен­ный ужас. Я по­сле это­го по­нял ду­шев­ное со­сто­я­ние Пет­ра, ко­гда он вос­клик­нул: “Гос­по­ди, отой­ди от ме­ня, ибо я че­ло­век греш­ный”. В нем ме­ня все удив­ля­ло, все бы­ло необык­но­вен­но. Удив­ля­ло его незло­бие. Как-то раз он за­ме­тил мне: “Пло­хих лю­дей нет, есть лю­ди, за ко­то­рых осо­бен­но нуж­но мо­лить­ся”. В бе­се­дах его не бы­ло да­же и те­ни непри­яз­ни к лю­дям, хо­тя он и мно­го стра­дал от них. Не ме­нее по­ра­зи­тель­но бы­ло и сми­ре­ние его. Как-то раз он ска­зал мне: “Вы счаст­ли­вы, очень счаст­ли­вы, ибо сто­и­те у Пре­сто­ла Бо­жия, а я вот за свои гре­хи и недо­сто­ин­ство ли­шен этой ми­ло­сти Бо­жи­ей”. С людь­ми он был необык­но­вен­но кро­ток и лас­ков. В ду­ше со­бе­сед­ни­ка он быст­ро на­хо­дил боль­ное ме­сто и вра­че­вал. Несо­мнен­но, он имел дар уте­шать лю­дей. Это я ис­пы­тал на се­бе. Как-то раз я при­шел к нему с тя­же­лым чув­ством на ду­ше; лишь толь­ко пе­ре­сту­пил по­рог его убо­гой хи­жи­ны, он с тру­дом вста­ет со сво­е­го сту­ла, – но­ги его уже пло­хо дер­жа­ли, – сло­жив­ши кре­сто­об­раз­но ру­ки на гру­ди, устре­мив свой взор квер­ху, вме­сто обыч­но­го при­вет­ствия он го­во­рит мне: “Я стра­даю и мо­люсь за вас”; по­мол­чав немно­го, про­дол­жил: “Ес­ли бы вы толь­ко зна­ли, ка­кой вы счаст­ли­вый, ка­кая ми­лость Бо­жия по­чи­ва­ет над ва­ми”. На этом речь его обо­рва­лась. Я не по­смел ис­ку­шать его во­про­са­ми. Ко­гда я ухо­дил от него, мне ка­за­лось, что я всю тя­жесть ду­ши сво­ей оста­вил у его ног.
По­шел я от него ра­дост­ный, – хо­тя скор­би ме­ня дол­го не по­ки­да­ли, од­на­ко я пе­ре­но­сил их уже с уди­ви­тель­ным бла­го­ду­ши­ем. Несо­мнен­но, он имел дар по­сто­ян­ной мо­лит­вы. “Бы­ва­ло, при­дешь к нему, – го­во­ри­ла мне мест­ная обы­ва­тель­ни­ца, – а он, сер­деш­ный, сто­ит в пе­ред­нем уг­лу на ко­ле­ноч­ках, под­няв­ши ру­ки квер­ху, как мерт­вый; по­сто­ишь, бы­ва­ло, так и пой­дешь...”
На­сту­пи­ло прис­но­па­мят­ное ве­сен­нее утро, – вспо­ми­нал отец Квин­ти­ли­ан. – На во­сто­ке за­го­ра­лась за­ря, пред­ве­щав­шая вос­ход ве­сен­не­го солн­ца. Еще бы­ло тем­но, но око­ло хи­жи­ны, где жил ста­рец, тол­пи­лись лю­ди: несмот­ря на ве­сен­нюю рас­пу­ти­цу, они со­бра­лись сю­да, чтобы от­дать по­след­ний долг по­чив­ше­му стар­цу. Ко­гда я во­шел в са­мое по­ме­ще­ние, оно бы­ло за­би­то на­ро­дом, ко­то­рый всю ночь про­вел у гро­ба стар­ца. На­чал­ся от­пев. Это бы­ло сплош­ное ры­да­ние. Пла­ка­ли не толь­ко жен­щи­ны, но и муж­чи­ны...
С боль­шим тру­дом вы­нес­ли гроб через ма­лые узень­кие сен­цы на ули­цу. Гроб хо­те­ли по­ста­вить на дров­ни, нести на се­бе его на клад­би­ще бы­ло невоз­мож­но, ибо до­ро­га на клад­би­ще пред­став­ля­ла ме­ста­ми топ­кую грязь, ме­ста­ми бы­ла по­кры­та сплош­ной во­дой. Тем не ме­нее из тол­пы неожи­дан­но вы­де­ля­ют­ся лю­ди, под­ни­ма­ют гроб на пле­чи... по­тя­ну­лись сот­ни рук, чтобы хо­тя кос­нуть­ся края гро­ба, и пе­чаль­ная про­цес­сия с неумол­ка­е­мым пе­ни­ем “Свя­тый Бо­же” дви­ну­лась к ме­сту по­след­не­го упо­ко­е­ния. Ко­гда при­шли на клад­би­ще, гроб по­ста­ви­ли на зем­лю, тол­па хлы­ну­ла к гро­бу. Спе­ши­ли про­стить­ся. Про­щав­ши­е­ся це­ло­ва­ли ру­ки стар­цу, при этом неко­то­рые как бы за­ми­ра­ли, мно­гие вы­ни­ма­ли из кар­ма­на бе­лые плат­ки, по­ло­тен­ца, ма­лень­кие икон­ки, при­кла­ды­ва­ли к те­лу усоп­ше­го и сно­ва уби­ра­ли в кар­ман.
Ко­гда гроб опус­ка­ли на дно мо­ги­лы, мы пе­ли “Све­те Ти­хий”. Пес­ча­ный грунт зем­ли, от­та­яв­шие края мо­ги­лы гро­зи­ли об­ва­лом. Несмот­ря на пре­ду­пре­жде­ние, тол­па рва­ну­лась к мо­ги­ле, и гор­сти пес­ку по­сы­па­лись на гроб по­чив­ше­го. Ско­ро по­слы­ша­лись глу­хие уда­ры мерз­лой зем­ли о крыш­ку гро­ба.
Мы про­дол­жа­ли петь, но не мы од­ни. “Смот­ри­те! смот­ри­те!” – по­слы­шал­ся го­лос. – Это кри­чал че­ло­век с под­ня­той ру­кою квер­ху. Дей­стви­тель­но, на­шим взо­рам пред­ста­ви­лась уми­ли­тель­ная кар­ти­на. Спу­стив­ший­ся с небес­ной ла­зу­ри необы­чай­но низ­ко, над са­мой мо­ги­лой де­лал кру­ги жа­во­ро­нок и пел свою звон­кую пес­ню, – да, мы пе­ли не од­ни, нам как бы вто­ри­ло тво­ре­ние Бо­жие, хва­ля Бо­га, див­но­го в Сво­их из­бран­ни­ках.
Ско­ро на ме­сте упо­ко­е­ния стар­ца вы­рос над­мо­гиль­ный хол­мик. Во­дру­зи­ли боль­шой бе­лый крест с неуга­си­мой лам­па­дой и над­пи­сью: “Здесь по­ко­ит­ся те­ло свя­щен­но­ар­хи­манд­ри­та Сер­гия – про­то­и­е­рея Мит­ро­фа­на. Скон­чал­ся 23 мар­та* 1948 го­да. “По­дви­гом доб­рым под­ви­зах­ся, те­че­ние жиз­ни скон­чав”».
Еще при жиз­ни ба­тюш­ка го­во­рил сво­им ду­хов­ным де­тям: «Не плачь­те обо мне, ко­гда я умру. Вы при­де­те на мою мо­гил­ку и ска­же­те, что нуж­но, и я, ес­ли бу­ду иметь дерз­но­ве­ние у Гос­по­да, по­мо­гу вам».
По­сле кон­чи­ны ар­хи­манд­ри­та Сер­гия по­чи­та­ние его как по­движ­ни­ка и мо­лит­вен­ни­ка не толь­ко не умень­ши­лось, но со вре­ме­нем еще бо­лее воз­рос­ло. Мно­гие ве­ру­ю­щие при­хо­ди­ли на мо­ги­лу от­ца Сер­гия по­мо­лить­ся, по­лу­чить ду­хов­ное уте­ше­ние и за­ступ­ни­че­ство. Мо­щи пре­по­доб­но­ис­по­вед­ни­ка Сер­гия бы­ли об­ре­те­ны 11 де­каб­ря 2000 го­да и ныне на­хо­дят­ся в Вос­кре­сен­ском ка­фед­раль­ном со­бо­ре го­ро­да Тве­ри.

Ис­поль­зо­ван ма­те­ри­ал кни­ги: «Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Со­став­лен­ные игу­ме­ном Да­мас­ки­ным (Ор­лов­ским). Март». Тверь. 2006. С. 227–251

Ис­точ­ник:  fond.ru

Акафист преподобноисповеднику Сергию (Сребрянскому)