Художественный уровень – то, чем жертвовать нельзя

– Над чем вы сейчас работаете?

– Сейчас наша мастерская работает на Украине, в городе Горловке Донецкой области. Мы полностью благоукрашаем новый Богоявленский кафедральный собор: создали иконостас, пишем иконы, выполняем резьбу, полы, витражи – сделали даже двери вместе с дверными ручками.

Я контролирую проект, пишу иконы, собираюсь участвовать в росписи стен. Гoрловская епархия учреждена недавно, ее возглавил молодой, энергичный епископ – владыка Митрофан. Храмы там строятся очень активно. Гoрловка – рабочий город, его жители – люди простые. Начинался город с шахты, имя свое получил от фамилии Гoрлова – ее главного инженера. А владыка говорит: «Я хочу, чтобы людям было не обязательно ехать в Грецию, Италию, чтобы увидеть церковное благолепие, высокое искусство. Пусть у нас, в Горловке, будет не хуже».

– «Киноварь» сегодня является одной из самых известных и успешных иконописных мастерских. Как удалось этого достичь?

– Наш принцип таков: основное – это качество, художественный уровень. Жертвовать им ради сроков, денег или чего бы то ни было еще – невозможно. Качество любой ценой. Если заказчик отказывается от предложенной нами концепции потому, что это «слишком хорошо и слишком дорого» – чаще всего мы прекращаем сотрудничество. Казалось бы, мы теряем много заказов и коммерчески это невыгодно – а оказывается, все наоборот. Именно это привело нас к успеху.

Конечно, успех этот пришел не сразу, времена были разные... Коммерческий успех – вещь непостоянная: сегодня он есть, завтра его нет. А художественность – то, чем жертвовать нельзя.

– Выполняя большие проекты, вы нанимаете художников со стороны. Как удается достичь стилистического единства композиции?

– Очень просто – надо стоять рядом и контролировать. Не отстраняться, не приходить раз в месяц – постоянно работать вместе. Кого­то приходится просить переделать, а кого­то и отстранять от дела. Хорошие художники сегодня есть, хотя, может быть, не так много, как хотелось бы. К нам приходят примерно по три новых сотрудника в год, кто­то остается, кто­то уходит...

– У Вас есть преемники как у художника?

– В той или иной степени. Но я не стал бы называть их преемниками. Это младшие сотрудники, с которыми мы много работали. Я не считаю, что полностью научил их мастерству. Может быть, чему­то от них научился и я.

– Стиль Вашего письма меняется с течением жизни?

– Меняется. Я бы сказал, что он становится все более византийским. Возвращаясь к теме преемства – я хотел бы, чтобы люди считали меня преемником византийской иконописи. Хотя я понимаю, что это не так, но желание такое есть. Я последователь этой замечательной традиции, в которой работали не только греки, но и сербы, болгары, русские – многие православные народы.

– Византийская иконопись тоже была разной. Какую эпоху Вы имеете в виду?

– Я говорю о палеологовской и предпалеологовской...

– Какой памятник византийского искусства является для Вас вершиной?

– Конечно, монастырь Хора с его росписями и мозаиками! Хотя есть еще множество замечательных памятников. Меня привлекает кипрское искусство – оно более архаичное, чем палеологовское, но тамошняя школа XI–XII веков тоже удивительна. Храм Иконы Божией Матери «Аракская» в деревне Лагудера весь расписан, хорошо сохранился. Это XII век. Росписи великолепны, хотя их стиль дистанцирован от палеологовской классики: он более своеобразен, непосредствен. Но школа для иконописца – это Хора, к этой вершине можно стремиться бесконечно – хотя вряд ли ее достигнешь.

– Может ли храм в наши дни быть расписан в духе Хоры?

– Не может. Потому что нет таких мастеров. Но «хотеть не вредно» и приближаться к этому – не вредно.

– «Киноварь» сейчас много работает на Украине – но, насколько я знаю, росписи украинских храмов обычно выполнялись отнюдь не в византийском духе?

– У нас есть расхожее выражение: заказчик хочет, «чтоб було дюже богато», – но, если разбирать украинский язык, «дюже богато» не означает «лубочно». «Богато» – это много. А чего много – надо еще поговорить. Заказчика всегда убеждает состоявшаяся вещь, в которой «богато» настоящей красоты – увидев ее, он поменяет свои взгляды, даже если был приверженцем лубочного стиля. Поймет, что не обязательно поражать прихожанина обилием золота (хотя оно тоже может быть использовано со вкусом). Впрочем, мы тоже идем навстречу – и там, где это не портит, не «переслащивает», добавляем декоративности. Главное – соблюсти чувство меры.

Мой друг и давний сотрудник Алексей Вронский уже четвертый год расписывает кафедральный собор в соседней епархии. Мы много лет проработали вместе, теперь у него своя мастерская, но он пишет так, что если бы писал я – сделал бы точно так же. Жителям города очень нравится его работа.

– Понимает ли современный заказчик стремление иконописца к византийскому искусству?

– Заказчик сегодня просвещенный, он везде ездит, бывает и в Греции, знакомится с памятниками. Последняя беседа с заказчиком меня поразила: он сказал: «Надо равняться на Феофана Критского». Но Феофан Критский – это черные фоны!

– Приходилось ли Вам создавать иконографию новых святых?

– Приходилось. Это непростая задача. Когда сохранилась фотография человека из следственного дела – а надо написать его в византийском палеологовском стиле... Как ни странно, по моему опыту, лучше всего получается, если посмотреть на эту фотографию и... забыть, а писать по внутреннему ощущению, ориентируясь на канонический стиль. Конечно, портретное сходство должно быть – но не слишком ярко выраженное. Еще лет тридцать назад один старец сказал мне, тогда еще начинающему иконописцу: «Ты пиши Спасителя, Божию Матерь, святых... Но они же в Царствии Небесном. Они выглядят не совсем так, как обычные люди. Поэтому, если тебе кто­то скажет, что получилось не похоже – ответь: “А ты иди в Царство Небесное и посмотри, похоже или нет!”»

– Если не секрет, что это был за старец?

– Известен старец из села Ракитное Белгородской области – отец Серафим (Тяпочкин), он прославлен как преподобный. А меня наставил его духовный отец – архимандрит Геннадий.

– Правда ли, что Вы написали икону убиенного отца Даниила Сысоева?

– Его чада попросили меня написать образ – хотя он еще не прославлен. Я лично знал отца Даниила – с пяти лет. Так что при работе мне даже не нужна была фотография. Когда написал икону – меня спросили: «Почему у него выражение страдания на лице?» – Я ответил: «Я не хотел, так получилось».

– Когда пишете икону святого – ощущаете общение с ним?

– Иногда... Хотя конечно, это слишком высокая планка...

Беседовала Алина Сергейчук.

Издательство "ORTOX Русиздат" Журнал «Иконописец» № 42, 2014 г.