Икона – это воплощенная молитва

Представляем вам интервью с игуменом Лукой (Головковым) – заведующим Иконописной школой Московской Духовной Академии.

- Отец Лука, расскажите, пожалуйста, об истории Иконописной школы МДА и особенностях обучения в ней.

- Иконописная школа была открыта в 1990 году, но традиция ее гораздо старше, она восходит к 1957 г., когда монахиня Иулиания основала при Троице-Сергиевой Лавре иконописный кружок. До этого матушка несколько лет трудилась над возрождением Лавры. Этот кружок сформировал базу для иконописной школы: и методология обучения, и вообще традиции монахини Иулиании чрезвычайно значимы для нас. Иконописная школа была открыта спустя несколько лет после кончины матушки (она почила в 1981 г), но ее ученики, ученики ее учеников стали здесь преподавать. Сейчас у нас восемь преподавателей иконописания, из них большая половина – выпускники нашей школы. Для традиции школы, начиная с монахини Иулиании, чрезвычайно важно скрупулезное изучение древней иконы, написание списков с нее. Художник светский изучает натуру, пишет с нее этюды – только после этого он сможет создать что-то серьезное; так и иконописец, если не будет серьезно изучать древнюю икону – то его работа будет самодеятельностью, более или менее приемлемой. Поэтому нашими учащимися ведется очень внимательная работа с древней иконой – в музеях Лавры, Москвы, других городов. Это – одно из главных отличий нашей иконописной школы. На втором, третьем курсе перед студентами ставится и творческая задача – написание икон древних святых, иконография которых не сохранилась – чтобы выработать один из приемлемых вариантов их иконографии. Сейчас в Школе двухступенчатая система обучения. Все учатся три года, затем некоторые выпускаются, а лучшие из учащихся остаются еще на два года. На второй ступени перед студентами ставятся задачи на порядок сложнее, чем на первой: например, написание иконы святого нового времени, не имеющего иконографии. Помимо этого, мы не раз сталкивались при работе с не вполне удовлетворительными проектами иконо-стасов. Поэтому еще одной очень важной работой для учащихся второй ступени стало задание по составлению эскизного проекта иконостаса.

- Кто может поступить в Иконописную школу?

- Для этого требуется полное школьное среднее образование, плюс, желательно, художественное.  Конкурс достаточно велик: среди девушек – 6–10 человек на место, среди юношей – 3–4 человека на место. У нас учатся, в основном, жители Центральной части России, но есть и сибиряки, и приезжие из стран СНГ – Украины, Белоруссии, Прибалтики, реже – с Кавказа. Кроме того, у нас обучаются и представители других поместных православных церквей – уже по договоренности между Предстоятелями. Сейчас у нас есть студенты из Польши, Болгарии, из Чешской и Китайской Автономной церквей. Основное количество учащихся – это желающие стать иконописцами. На Иконописном отделении у нас занимается около девяноста человек. Есть и небольшое отделение лицевого шитья, где учится пятнадцать девушек.

- Какому иконописному стилю отдается предпочтение?

- В значительной степени Школа ориентируется на русскую икону XIV, XV, XVI веков, но, так или иначе, мы изучаем все православное средневековое искусство, не испытывавшее чужеродных влияний. В древности, конечно, по временам бывали всплески античного влияния, иногда на грани приемлемого. Позже: для греков – начиная со второй половины XV века, для нас – особенно с XVII века, в икону вторгается западное влияние. Икона, испытывающая это влияние, уже менее интересна. Потому что она уже несколько удаляется от чистого иконного языка, который вырабатывали и сохраняли в Церкви. Иконостасы в Школе выполняются самые разные: в традициях различных русских регионов XIV, XV, XVI веков; выполняются и работы, ориентированные на чистые византийские традиции, которые нам очень интересны. Бывают особенные проекты: так, сейчас уже закончена по-сырому работа над фресковым иконостасом в Гамбурге (Германия). Этот иконостас находится в храме XIX века с каменной алтарной преградой, представляющей историческую ценность. Храм – украшение города Гамбурга, раньше он был протестантским. Русская община выкупила этот храм. Он был несколько переделан, наши преподаватели написали фресковый иконостас, который недавно был освящен. Этот иконостас, как и храм, отчасти ориентирован на романскую традицию – то есть, на византийскую традицию в ее ранней западной интерпретации. Традиция иконописи зависит и от личности иконописца, от того, где он родился и вырос. Основная часть наших учащихся происходит из Центральной России, поэтому им близка русская, московская икона. Но студентам, приехавшим с юга – из Грузии, Абхазии, Осетии – ближе византийская икона. Интересный пример: один учащийся с юга предпринял попытку написать русскую икону рубежа XV–XVI веков – и получилась довольно слабая работа, хотя этот иконописец выполнял весьма серьезные работы в византийском стиле. Русская икона времени Дионисия – очень лиричная, плоскостная, цветная, и в то же время – не очень контрастная, не очень объемная – в отличие от греческой. Для южан контраст цветов, чрезвычайная яркость, объем гораздо ближе. У нас  разлный темперамент. Русский человек – лиричный, мягкий, как и русская природа; южная же природа – очень буйная, многоцветная, непривычно яркая для нас – и это влияет на темперамент южан.

- То есть, стиль иконописи зависит от темперамента человека?

- Конечно, ведь Господь спасает конкретных людей и конкретные народы. Конечно, стремясь к Царствию Небесному, мы себя изменяем, исправляем – но себя! Взращиваем наши достоинства, борясь с нашими недостатками. Поэтому, например, икона прп. Андрея Рублева – это не икона Феофана Грека, хотя он принадлежат к одному времени и кругу иконописцев.

- Икона XIV века отличается от иконы XV столетия. А в наше время складывается ли какая-то своя иконописная традиция?

- В новое время этого сложно ожидать. Как мы уже говорили, у греков с XV века, у нас – с XVII века, начинается разделение по крайней мере на два направления: идущее за западом и более-менее сохраняющее традиции, плюс компромиссные варианты. В новое время, тем более, появляется живоподобная икона, прямо подражающая искусству запада, и его традиции: классицизм, барокко, различные направления модерна – в большей или меньшей мере влияют на икону. Поэтому надеяться, что сегодня появится какая-то единая иконописная традиция, не приходится, как не приходится ожидать этого ни в каком искусстве. Ни в архитектуре, ни в живописи нет единого мнения: куда идти. Каждый художник выбирает то, что ему близко – наверное, это свойственно нашему времени. Но, в связи с этим, всегда важно помнить: для чего нужно церковное искусство, чему оно служит. А служит оно тому же, чему сама Церковь — спасению, обожению человека. Какое из направлений иконописи лучше выполняет эту миссию? Сейчас очень популярна икона XIX века, икона под Васнецова. Но мы помним слова самого Васнецова, говорившего в последние годы своей жизни, перед революцией, что древняя икона молитвенна, а живописная икона – душевна. Да, она возвышенна по сравнению с нашей обыденностью, может поднять нас над суетностью мира – но вознести до высот духа она не может, в силу своего языка. Язык живописной иконы – душевный, во многом – земной, как создавшие это направление искусства протестантизм и католицизм. В них нет понимания глубинной работы над собой; она у них либо исчезает, либо превращается в формальные требования, а не в совершенствование своей души. Древняя икона может больше способствовать этому. Конечно, можно молиться, и не взирая на образа, – молиться можно и вовсе без икон, но для нас и икона, и храм, и пение должны способствовать молитве. И приоритет древнего искусства здесь чрезвычайно важен.

- Влияет ли духовная жизнь иконописца на его работы?

- Да. Икона отражает состояние духовное иконописца. Если он не умеет молиться, молится мало, плохо – то едва ли сможет и написать хорошую икону. Потому что икона – это воплощенная молитва. Икона связана с молитвой, со всем строем православного богослужения. Если иконописец не понимает этой жизни – он не сможет ощутить и передать ее. Мы поем: «Воскресение Христово видевши» – но мы, конечно, не видели Воскресения Христова – мы его чувствуем, мы его в сердце своем переживали. Иконописец должен по-настоящему переживать Богообщение, эти особенные, благодатные воздействия Бога на нас во время молитвы. И на иконе это отражается. В первую очередь – на выражении лика: уста, глаза, настроение… Но не только: и жест, и даже какое-то ощущение материальности или, наоборот, бесплотности; ощущение певучести или прозы. В Церкви у нас – особенная, церковная поэзия – а не проза, поэтому прозы не хочется видеть и в иконе. А может быть и хуже. Если человек пишет в состоянии уныния, тоски, да еще не прибегает к молитве, – то икона может производить тягостное впечатление. Впрочем, важно не забывать, что Господь может и немощное претворить в сильное, так что человек, даже, не до конца чувствуя, что он выполняет, может создать гораздо большее того, на что способен. Так, например, в конце XIX – начале XX века многие художники были не очень воцерковленными людьми. Известно, что и Николай Рерих писал для храмов. Иногда это было просто совершенно неприемлемо – настолько, что храмы с его росписями не освящали – так случилось с церковью в Талашкино. Архиерей отказался ее освящать. И лишь благодаря тому, что это был храм в имении, и помещица его сохранила, росписи остались. Службы там не совершались. Но у того же Рериха есть и достаточно приемлемые работы – особенно те, в которых он старался подражать древнему искусству. Так, Рерих создал достаточно убедительное керамическое панно для Шлиссельбургской церкви, сохранилось его керамическое панно на входе в Троицкий собор Почаевской Лавры. А ведь этот художник ушел из Православия в язычество – значит, он никогда по-настоящему не понимал Православия. Но, может быть, те же почаевские монахи молились так, что Господь его руками создал достойное произведение.

Беседовала Алина Сергейчук.

Издательство "ORTOX Русиздат" Журнал «Благоукраситель» №11, 2007 г.